Мы уже привыкли к олимпийским победам вольников горного края и воспринимаем их успехи на главных стартах четырехлетия едва ли не как данность, как нечто само собой разумеющееся. А ведь были времена, когда дагестанские поклонники борьбы не могли дождаться, когда олимпийский праздник придет и на нашу улицу. Пришел он в 1972 году на Играх в Мюнхене, и это был действительно большой праздник для всей республики. Шутка ли сказать: то у нас не было ни одной олимпийской медали, а тут — сразу три! Загалав Абдулбеков завоевал «золото», Арсен Алахвердиев — «серебро», а Руслан Ашуралиев — «бронзу». С одним из героев той самой триумфальной для нас мюнхенской Олимпиады — Арсеном Алахвердиевым — пообщался корреспондент wrestdag.ru.
— Многие именитые атлеты стали спортсменами благодаря случаю. А как вы приобщились к борьбе?
— Я рос в те годы, когда кумиром всех дагестанских мальчишек был Али Алиев, и каждый из нас мечтал повторить его путь — стать борцом, знаменитым чемпионом. В селе я не имел возможности заниматься борьбой по той простой причине, что тогда это единоборство, как вид спорта, еще не дошло до нашего района, но как только я, поступив в механический техникум, переехал в Махачкалу, сразу же пошел записываться в секцию. Меня взял к себе Арминак Карапетян, работавший тогда тренером спортобщества «Динамо». Помню, как сейчас, это было в сентябре 1964 года. Мне тогда было без малого 16 лет. В те годы в таком возрасте еще записывали в секции. Поздновато, конечно, пришел, но меня выручало то, что я был физически крепким юношей. Я мог подтянуться на одной руке, делал на турнике и другие упражнения, требующие немалой физической силы. К занятиям на перекладине меня приобщил учитель физкультуры. Вообще, в школе я был активным физкультурником, особенно любил волейбол, и, думаю, эта игра тоже мне принесла много пользы в плане физического развития.
— Вам повезло, что вы встретили на своем пути Арминака Карапетяна, и это как раз тот счастливый случай, который помог вам состояться как большому спортсмену, не так ли?
— Арминак Аршакович многих сделал чемпионами. По вкладу в развитие дагестанской борьбы рядом с ним из тренеров можно поставить только Магомеда Мухтаровича Рамазанова. Они, конечно, были выдающимися наставниками, но, надо сказать, что в какой-то мере им было легко. Они были первыми, они работали в то время, когда на волне побед Али Алиева молодежь толпами шла в залы, и они, грубо говоря, имели в своем распоряжении хороший материал, чтобы готовить чемпионов. В тоже время им было трудно, поскольку они начинали с нуля, им приходилось пополнять свои знания, учиться уже по ходу работы. В руководстве республики, которое, кстати, тогда уделяло большое внимание развитию вольной борьбы, понимали, что если наши тренеры и спортсмены будут вариться в собственном соку, то вряд ли нам удастся подтянуться до наших соседей — грузин, азербайджанцев, осетин, которые ушли далеко вперед. В этом смысле хорошим делом стало приглашение на работу в Дагестан известного специалиста Владимира Крутьковского, позже из соседних республик приехали к нам борцы — Юрий Шахмурадов, Коральби Шамахов, братья Геннадий и Сергей Андиевы. Они привнесли много полезного в становление дагестанской школы борьбы, у истоков которой стояли Карапетян и Рамазанов.
— Когда вы поняли, что сможете добиться чего-то серьезного в спорте?
— В 1969 году, когда в Новосибирске выиграл чемпионат РСФСР. После этого результаты резко пошли по нарастающей.
Герои мюнхенской Олимпиады с Расулом Гамзатовым.
Слева направо: Арсен Алахвердиев, Руслан Ашуралиев, Загалав Абдулбеков
— В год мюнхенской Олимпиады вы были третьим на чемпионате СССР, однако именно вас взяли в главную команду страны. Почему тренеры сборной остановились на вашей кандидатуре?
— Я думаю, это связано с тем, что я удачно боролся с зарубежными борцами. Например, в 1971 году я выиграл сильный по составу мемориал Дана Колова в Болгарии, где в финале справился с действующим чемпионом мира Алирезой Аланом из Турции. В следующем году на Тбилисском международном турнире я выиграл едва ли не у всех сильнейших борцов мира в моем весе до 52 кг, а не стал чемпионом только из-за издержек бытовавшей тогда системы соревнований, которые порой оборачивались тем, что победителем становился тот, кто по идее не должен был быть даже в «тройке». Потом я занял второе место на турнире в Тегеране, где отборолся вничью с олимпийским чемпионом 1968 года японцом Накатой. И, наконец, в тот год мне удалось победить на чемпионате Европы в Польше.
— Попав на Олимпиаду, вы ощутили, что эти соревнования — нечто особенное по сравнению с другими стартами?
— Да, причем еще до того, как приехал в Мюнхен. Нам это давали понять спортивные руководители разных рангов, которые, не уставая, твердили, что мы должны костьми лечь, но победить. На спортивные подвиги нас даже вдохновлял и первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Машеров, который посетил нас во время сборов в Стайках, что под Минском. От этих бесконечных бесед по душам можно было сойти с ума. В такой атмосфере, когда на тебя постоянно давят, очень трудно сохранять психологическое равновесие и нормально готовиться.
— Тем не менее вам это удалось, и вы были в шаге от золотой медали…
— Я провел восемь схваток и лишь уступил в решающей встрече, в которой боролся с японцем Като. В те годы японцы были лидерами в малых весах, с ними было непросто справиться. Выходя на поединок с Като, я знал, чего следует опасаться, — японец с низкой стойки здорово проходил в обе ноги. Защититься от его коронного приема мне так и не удалось — настолько быстро и ловко он проходил в ноги.
— В следующем году на чемпионате мира в Тегеране вы вновь стали серебряным призером. И вновь без шансов на победу?
— В финале мне противостоял иранец Джавади. Бороться с иранцами на их территории всегда тяжело, на их стороне бешеная поддержка трибун, судьи, а тогда еще — и жуткая жара, к которой хозяева более приспособлены. Кроме того, мне «повезло» с соперником, который до этого трижды побеждал на чемпионатах мира, был призером Олимпиады. Но не всё для меня было безнадежно в схватке с ним. Поединок был равным, если не считать, что Джавади был немного активней меня, но этого «немного» было достаточно, чтобы при счете 1:1 судья вынес мне третье предупреждение.
— Вы четыре раза выступали на чемпионатах Европы. Но что любопытно, трижды за рубежом вы побеждали, а в родных стенах, в Ленинграде в 1976 году, заняли второе место.
— В Ленинграде я тоже должен был побеждать. Там я проиграл венгру Галу, который и стал чемпионом. В поединке с ним я вел со счетом 12:8, постоянно атаковал, но за 16 секунд до конца арбитр из Югославии дает мне третье предупреждение и меня снимают за пассивность. Я был в шоке от такого произвола, никак не думал, что так могут поступить с хозяевами соревнований. Должен сказать, что раньше, когда правила были совсем другие, у судей было больше рычагов влиять на исход схватки. Легче всего это было делать с помощью предупреждений за пассивность. Как правило, сначала давали по два предупреждения обоим борцам, а затем — третье тому, которого надо было «сплавить». Существовали даже судейские «похоронные» команды, которые назначались на поединки, в которых надо было обеспечить нужный результат. Югослав, обслуживавший ту встречу с венгром, был из их числа.
— Ваше поколение часто ставят в пример молодым борцам. Ходят легенды, как «пахали» на тренировках Загалав Абдулбеков, Владимир Юмин, Руслан Ашуралиев и другие. Правы ли те, кто говорят, что у нынешних атлетов нет той одержимости, какая было у борцов в ваше время?
— Мне кажется, тогда и мотивация у нас была повыше, и не было многочисленных соблазнов, которые сейчас мешают спортсменам сосредоточиться на тренировках. Но я бы не хотел критиковать сегодняшнее поколение борцов, потому что и среди них немало одержимых ребят, которые и тренируются до седьмого пота, и режимят, и проявляют характер на соревнованиях.
— В ваше время боролись многие выдающиеся вольники. Кто из них произвел на вас наибольшее впечатление?
— Американец Дэн Гейбл. Он выступал в весе до 68 кг, побеждал на Олимпийских играх и чемпионатах мира. У него интересная была манера борьбы, он постоянно двигался, постоянно атаковал. Этим он буквально загонял своих соперников. Причем казалось, что он играется с ними. Осетинский борец Казахов, который проиграл Гейблу в финале чемпионата мира, рассказывал, что во время схватки американец ему постоянно шептал «пассив, пассив», призывая его таким образом быть активнее, не уходить от борьбы.
— Атлеты, много лет отдавшие спорту, тяжело уходят из него. Как вам далось расставание с борьбой?
— Без проблем. Мне было уже тридцать. Пришло молодое поколение борцов, с которыми мне уже трудно было соперничать, и я ушел без сожалений, решив заняться тренерской работой.
— Одним из лучших ваших воспитанников был ваш сын Велихан. О нем говорили, как о большом таланте, но он так и не реализовал свой потенциал. Почему?
— Он оставил борьбу в 23 года. До этого побеждал на чемпионате России, был дважды призером чемпионатов Европы. Последние годы он боролся с травмой, у него был вывих плечевого сустава, а это самое неприятное, что может быть в борьбе. Видя его мучения, я сам ему посоветовал завершить карьеру. Должен сказать, что отцу очень тяжело тренировать сына. Одно дело, когда ты переживаешь за него с трибуны, как зритель, а другое дело — быть рядом с ним и видеть всё, что с ним происходит.
— Вообще, говорят, тренерская работа не сахар — и переживаний много, и платят не бог весть сколько. Не было желания заняться чем-нибудь другим?
— Было. Я ведь закончил политехнический институт, вот и решил поработать по специальности. Год я был инженером-строителем, но потом вернулся в зал, поняв раз и навсегда, что только среди борцов я чувствую себя по-настоящему комфортно.
Мурад КАНАЕВ
